В январе 2012 года родоначальник красноярского регби Леонид Тихонович Сабинин отметил своё 70-летие, хотя ещё в детстве врачи предрекали ему скорую смерть. Но он не просто разменял восьмой десяток, а до сих пор преподаёт физкультуру и на занятиях играет со студентами в волейбол, баскетбол и футбол. Свой юбилей Тихонович отметил матчем в зимнее регби, в котором отыграл, без замены, все сорок минут.

И это не единственный парадокс его жизни. В Красноярск Леонид Сабинин приехал, будучи гандболистом, однако, после этого хорошо развитый в городе гандбол зачах и прекратил существование, а неизвестное до него регби расцвело пышным цветом. И, наконец, когда созданная им команда «Политехник» (сейчас это «Красный Яр») закрепилась в высшей союзной лиге, его сняли с поста главного тренера.

Сейчас основатель красноярского регби работает над книгой воспоминаний. Вот небольшие отрывки из неё.      

Рахит с активными генами

Я родился зимой 1942 года в оккупации. Едва окончилась война, новая беда – засуха: один за другим пошли неурожайные годы. Чтобы не умереть с голоду, мою старшую сестру отправили на хутор к деду, среднюю – в Липецкую область, где наш дядька был директором махорочной фабрики, а я остался с матерью. Отец к тому времени ещё не вернулся домой, и мать тянула всю семью одна. Кроме меня, были дед и бабка, а работала только она. Жили мы в бараке, в адских условиях, но что делать? Страну надо было поднимать.

Меня определили в детский сад. Помню, как там нас кормили: порция – две чайных ложки каши и маленький кусочек хлеба. Постоянно мучило чувство голода. Вся трава на территории детского сада и все листья, которые мы могли достать, были съедены. Нянечки и другая дедсадовская обслуга ходили с палками и лупили нас по рукам, чтобы не тащили в рот, что попало. Боялись, что от травы начнётся дизентерия, но эти меры слабо помогали. Даже вокруг забора, на расстоянии протянутых рук, мы выщипали всю зелень.

Один год получился урожайным, а потом – опять засуха. Безусловно, голод отразился на моём здоровье. Я рос абсолютным рахитом, с дистрофией левого желудочка сердца и частыми головными болями. Врачи говорили матери: «Он долго не проживёт. Старайтесь, чтобы меньше бывал на солнце и не бегал. Будет бегать, сердце не выдержит».

Но как не бегать, если к этому располагают гены? Отец у меня был очень высоким, а мать – маленькая, но бегучая, словно мотоцикл. По росту я оказался между ними, а активностью – в мать. Она всё время была на работе, дед к тому времени уже умер, а бабке – под сто лет. Куда ей за мной уследить? Да, и на смерть детей тогда смотрели проще: «Умер, значит, судьба такая». Я в судьбу никогда не верил. Конечно, есть какие-то стечения обстоятельств, но никакие сверхъестественные силы не могут её диктовать. Свою судьбу человек строит сам. Мне всё было интересно. Меня тянуло к людям, которые могли что-то рассказать и показать.

С пацанами, я  облазил всю округу. За городом, где стояла подбитая военная техника, мы играли в войну. Временами попадались патроны и снаряды. Можно только удивляться, как нас всех не поубивало. Когда  я учился во втором классе, мы всем классом притащили на телеге в школу авиационную бомбу. Хотели сдать её в металлолом, и очень надеялись, что о нас напишут в газете. Кто-то рассказывал, что советские пленные на немецких военных заводах, вместо взрывчатки, засыпали в снаряды песок, и, найдя неразорвавшуюся бомбу, мы решили, что она с песком. А бомба оказалась вполне нормальной, просто прошла со скользом глубокий откос, который смягчил удар. Когда сапёры взорвали её за городом,  во всех домах задребезжали стёкла.

Одно время, у матери не было работы, отец уже демобилизовался, но у него тоже были какие-то проблемы с работой. Тогда нас с бабкой отправили на Украину к родственникам. Во времена Советского Союза никаких границ между Россией и Украиной не существовало. Украина начиналась буквально в семи километрах от нас. Километрах в тридцати находился районный центр Александровка, а дальше, где-то километрах в шестидесяти, были брошенные земли, на которых построили новый совхоз. Муж моей тётки работал там главным механиком.

Это была совхозная элита. Во дворе у них стояла машина-полуторка «техпомощь», с фанерной будкой и выступом над кабиной. Я с детства любил технику, и всё время лез в машину. Мне всё хотелось потрогать и покачать, за что нередко получал нагоняй от тётки Насти. Она была крикливая, как и моя мать, но мы её всё равно любили потому, что, по сути своей, она была добрым человеком. У тётки были маленькие дети. Вот с ними и приехала нянчиться бабка.

Пока она возилась с моими двоюродными братьями, я играл с соседскими детьми. Однажды мы прорыли в стоге сена лаз и устроили там убежище, в котором могли уместиться несколько человек. Какой-то дурак предложил разжечь костёр, и не нашлось ни одного умного, сообразить, к чему это приведёт. Сухое сено загорелось сразу, наше счастье – успели выскочить наружу. Не знаю, кого и как наказали за сгоревший стог, нас просто выпороли.  

Спортивный зал

С малолетства меня тянуло в спорт, но в школьные годы я был очень маленьким, и куда бы ни пришёл, ото всюду «пинали». В баскетболе – «не путайся под ногами», в волейболе – «ты под сеткой пролезешь»…  Но я всё равно всюду лез, и когда не хватало человека, меня брали в команду. Более-менее получалось в футболе потому, что там не особенно важен рост. Я всё хотел испытать на себе: пытался заниматься борьбой, а однажды чуть не умер на лыжных гонках. Взял дедовы охотничьи лыжи, думал, на них обязательно всех обгоню, но, оказалось, эти лыжи приспособлены под глубокий снег, а на скорость в таких не побегаешь.  

Наверное, в восьмом классе к нам по распределению приехал молодой учитель физкультуры Евгений Сергеевич. После войны, в основном, преподавали женщины, исключение составлял, пожалуй, только учитель математики и физики. Физкультуру вели бывшие офицеры, которые учили нас только подтягиваться да кувыркаться, а нам хотелось бегать, прыгать, играть. Наш новый учитель был гимнастом, и, конечно, мы выполняли все гимнастические требования. Однако, он не зацикливался на своей специализации, а видел наши интересы. Евгений Сергеевич создал баскетбольную и волейбольную команды, научил нас играть в гандбол. При нём построили школьный спортивный зал, в возведении которого мы сами принимали участие.

В пятнадцати-восемнадцати метрах от школы находилось общежитие для тех, кто приезжал с периферии. По ширине и высоте эти два здания были одинаковыми, так что их торцы послужили двумя первыми стенами спортзала. Две другие стены возвели из кирпича, а сверху уложили балки. Получилась, хоть и урезанная, всё же спортивная площадка. Серьёзным недостатком был низкий потолок. Поднять его мы не могли, поэтому пошли другим путём: углубили пол, примерно на метр.      

Я до сих пор неплохо играю в волейбол, хотя видели бы вы зал, в котором мы познавали азы спортивных игр: метров шесть в ширину и около четырёх – в высоту, мячу некуда было подлететь. Пока учился, играл в школьной гандбольной команде. Впрочем, других гандбольных команд в нашем городе не было. После окончания школы, играл за сборную города по футболу, а дома тягал гири. Постоянно занимаясь спортом, я стал совершенно другим человеком. К тому времени почти забыл, что такое головные боли. Ещё в восьмом классе я стоял последним в строю, но потом резко пошёл в рост и переместился из конца в середину строя. Однажды я встретил на улице своего бывшего врача, который очень удивился моим переменам: «А я думал, ты давно умер».   

Де-факто и де-юре

Поступив в Воронежский лесотехнический институт, я продолжил заниматься гандболом. Он считается зимним видом спорта, поэтому, с наступлением летнего сезона, мы переключались на регби. С 1965 года наша команда выступала в чемпионатах РСФСР по обоим видам спорта, а в 1967 году – в первенстве ЦС «Буревестник» по гандболу. В институте была хорошая спортивная база, хороший тренер, и команда подобралась очень хорошая. Уже после моего отъезда в Красноярск,  вратаря нашей институтской команды пригласили в сборную Советского Союза по гандболу.

Наш «Буревестник» смотрелся выигрышнее других студенческих команд, посему на его основе была сформирована сборная республики. Взяли в неё и меня. Тогда на Универсиаде Советского Союза выступало 17 команд: сборные выставляли все союзные республики, а так же Москва и Ленинград. В этой серьёзной компании мы заняли пятое место, что являлось нормативом для присвоения звания «Мастер спорта СССР». Оформление званий – долгая песня: два месяца на это уходило. Универсиада прошла в августе или сентябре, а в октябре я женился и собирался, вслед за женой, переезжать в Красноярск. Тренер пригрозил: «Уедешь – не оформлю».

Мне бы подождать, пока он оформит документы, но я сходу выпалил: «Уеду». Все ребята получили мастеров, а я остался при своём интересе. Хотя, возможно, дело совсем не в тренере. Несколько лет спустя, я встретил его и спросил: «Как же так?», он в ответ «Я, конечно, грозился, но документы подал на всех. Подумай сам, каждый мастер – плюс работе тренера. Обратись в наградной отдел союзного спорткомитета». Я обратился, когда уже получал мастера спорта по регби, и услышал: «Ты бы ещё вспомнил, что до революции было». Так я и не стал мастером спорта по гандболу.

Подобный случай, только в других масштабах, произошел, когда мы стали чемпионами ВЦСПС по регби. По классификации, за это не присваивали мастеров, но, как оказалось, игрокам команды, занявшей второе место, присвоили. Я тут же собрал документы на своих регбистов, отправил в Москву и… получил отказ. Возмущался, пытался добиться правды, но что докажешь? И тут на меня пошли обиды: «Сам – мастер спорта, а для других не постарался. Хочешь остаться единственным?» Наивная простота: да если бы сразу двадцать моих регбистов стали мастерами спорта, я бы обеспечил себе будущее на сорок лет вперед.

Со временем, количество моих мастеров подошло к двадцати, а может быть, и перевалило за двадцать. То одному, то другому дадут, я никогда не считал, сколько их. Многие начинали в моей команде, а потом уходили к Владимиру Грачеву или Александру Первухину, но всё равно остался у них первым тренером. Из тех, кто у меня начинал, несколько человек стали чемпионами Европы. В советское время звания присваивали со скрипом: по нескольку раз приходилось отправлять бумаги, чтобы присвоили мастеров. Советского Союза уже давно нет, а проблемы с присвоением остались. Иногда люди удивляются: «Вы до сих пор – не заслуженный тренер? Как же так?» Приходится объяснять: трижды я подавал документы на присвоение, и все три раза они потерялись.

ЦС – не звучит

Весной 1971 года в Москве кто-то узнал, что в Красноярске есть регбийная команда, и в институт пришло положение о проведении первенства ЦС «Буревестник». Для вуза это – самые главные соревнования. Конечно, чемпионат РСФСР – более престижный турнир, но студенческие игры – своё, родное. Под них, в первую очередь, выделяют финансирование. Мы сразу же отправили подтверждение о своём участии, но чтобы получить  деньги, нужен был официальный вызов из Москвы. Я бегал по инстанциям, всем лапшу на уши вешал: «Мы – участники первенства страны», а вызова всё нет и нет.

Как раз в это время моя жена Галина собралась в Москву по своим диссертационным делам, и я попросил её зайти в ЦС «Буревестник». Игровые виды там курировал  Николай Яцура, который и должен был подписать вызов. Он объяснил Галине:

– В  Сибири – две команды, но вызов я могу дать только одной.

- А что, из Новокузнецка тоже пришло подтверждение?

- Нет.

– Раз они не прислали, подпишите нам.

– Я так не могу. Мне нужно дозвониться и всё выяснить. Зайдите через день.

Пришла она через день, а он, видно, забыл позвонить:

– Пока ничего нет, зайдите завтра.

– Сколько я могу к вам ходить? Сейчас сяду, и буду сидеть, пока не подпишите.

Жена у меня – упорный человек, как и я. Она – телец, я – козерог. Живём – душа в душу, но переспорить её – дело бесполезно. Яцура видит, что она, и в самом деле, будет сидеть до победного, взял и подписал. Ну, не милицию же вызывать? 

Когда Галина привезла положение, я стал думать, как решить финансовый вопрос. Наш бухгалтер Василий Васильевич всегда говорил одно и то же: «денег нет». Как сделать, чтобы они «появились», я не знал и решил посоветоваться с проректором по учебной работе Александром Ивановичем Киселёвым. Это был умнейший и добрейший человек. Я рассказал ему о своей проблеме, и получил горячую поддержку: «Прекрасно, сейчас мы с вами подготовим проект приказа. Что у нас там? ЦС «Буревестник»? Ой, сколько этих Цэ-эСов? «Буревестник», «Динамо», «Труд»… Нет, ЦС – не звучит, напишем по-другому: «первенство СССР среди студентов». Следующая фраза: «Командировать на первенство СССР среди студентов», а можно «среди студентов» не писать… Далее: «Обеспечить бухгалтерии участников первенства СССР… Список прилагается».

Мы подготовили приказ, и пошли к главному бухгалтеру. Тот, как всегда:

 – Денег нет. 

– Ну, хорошо, – говорит Александр Иванович, – раз у вас денег нет, мы идём к ректору.

Он зашёл в кабинет ректора, не стучась, и сходу заговорил:

– Василий Николаевич, вы знаете, что наша регбийная команда – участница первенства Советского Союза?  Она в прошлом году заняла второе место в зоне.

В принципе, так оно и было, только Александр Иванович не уточнил, что: вся зона состояла из двух команд: нашей и Новокузнецкой.

- Да, слышал, – отвечает ректор, – и что ты хочешь?

- Сейчас их вызывают на первенство Советского Союза. Наш институт загремит на всю страну!

- Прекрасно!

- А Василий Васильевич денег не даёт.

- Как?

Ректор тут же поднял трубку: «Василий Васильевич, зайдите ко мне». Главный бухгалтер был огромного роста, и весом, наверное, полтора центнера, а ректор – маленький, худенький, и эту громадину он начал отчитывать:

– Василий Васильевич, вы,  понимаете, что происходит?!

– Я понимаю, но нет денег.

– А вы зачем здесь сидите? Найдите! 

– Ну, нет, Василий Николаевич, честное слово, нет.  

– Да, какие тут деньги нужны? Долететь до Москвы и обратно, – тон ректора стал помягче, но указание осталось прежним, – давайте, ищите.

- Ладно, поищу.  

– Вот это – другой разговор.

Александр Иванович сразу же положил бумагу на стол:

– Подпишите приказ.

На самолёт нам, по-моему, денег не дали, поехали поездом, но это – не столь важно, главное – мы добились своего. Нужно было ещё оббежать всех деканов, чтобы игроков отпустили в поездку. Некоторые упрямились, и если не удавалось договориться мне, следовал звонок от Александра Ивановича. После звонка сверху, вопрос решался легко и быстро.

На волне успеха

Годом раньше мы уже ездили на игры в Новокузнецк, но Новокузнецк – «своя деревня», а тут – Александров, рядом с Москвой. Разместили нас хорошо, и, в первый же день дали потренироваться. Куда бы я ни приезжал с командой, сразу выяснял: где мы будем проводить тренировки. Стадион в Александрове выглядел прекрасно, но поле оказалось совсем иного качества. Видно было, что им давно никто не занимался. Местность там – болотистая, и трава пошла кочками. На таком поле – только коровам пастись, а играть – небезопасно. Во  встрече с нами ногу подвернул нападающий армянской команды.

Армяне были такими же «чайниками», как и мы. Некоторые вообще не умели играть в регби. В схватке у них стояли два огромных борца-классика: один весил 140 кг, а второй, наверное – все 160. У него нога – как три моих: обе сразу не обхватишь. Он по полю не бегал, а ходил неторопливым шагом. Это был настоящий цирк: на каждой ноге по два наших висли, он – дёрг ногой: они отлетают. Идёт, как слон к водопою, и ничего с ним не сделаешь. 

Когда он наступил на кочку и упал, раздался такой рёв, что, наверное, весь Александров услышал. Судья перепугался, «скорую» вызвал. Приехала, носилки достали. Вдвоём его не поднимешь: четыре человека взяли, брезент порвался. Кричат: «На стадионе есть другие?» – «Есть». Принесли другие носилки – то же самое: они на такой вес не были рассчитаны. Тогда он руками и ногами за палки зацепился, а попа по земле волочилась. Дотащили и еле-еле в «скорую» затолкнули.

К счастью, обошлось без перелома: он отделался вывихом голеностопа. Вернулся из больницы замотанный и гордый. Его потом долго вспоминали, а через много лет я встретил этого парня в Ереване. «Политехник» уже играл в первой лиге, и мы десять дней были там на сборах. Чем закончилась наша первая встреча, я уже не помню: то ли победили в один штрафной, то ли – проиграли. Наверное, всё-таки проиграли потому, что мы заняли в Александрове последнее место. Но нам вручили специальный приз. Когда Николай Яцура увидел наши самодельные мячи, выделил для нас настоящий английский. До этого нам уже дарили два регбийных мяча, но они были старые, разбитые, а этот – совершенно новый. Если бы я знал, что буду развивать в Красноярске регби, прихватил бы с собой овальный мяч из Воронежа, но у меня даже мысли такой не возникло.  

В Александрове нам очень помогли ребята из «Филей», которые приехали судить соревнования: Борис Гаврилов, Сергей Чеченков и Виктор Корочкин-Левицкий. Они тогда были чемпионами СССР, и мы им чем-то понравились. Пришли к нам на тренировку и стали объяснять: один говорит, как лучше схватку поставить, другой – как атаку организовать. Особенно много помогал Гаврилов. Он сказал мне: «Вам пока не нужно наигрывать «кресты». Вы – здоровые, как лоси: запускайте свечу и набегайте». Функционально мы, действительно, были хорошо подготовлены, но нас не хватало в тактическом плане. Из-за этого мы и поигрывали, хотя сражались достойно. Особенно меня поразил Сергей Сивченко. Таких отчаянных игроков я больше не встречал. Не успеет встать на ноги, опять идёт в захват: валил и чужих, и своих. В регби всё быстро происходит: то туда бежишь, то сюда. Он видит ноги, а чьи – разбираться некогда…   

После выступления на ЦС «Буревестник», о нас написала институтская газета. Автор статьи не указал общее число участников, но заострил внимание, что мы вошли в первую восьмёрку вузов всего Советского Союза. Если учесть, что большинство регбийных команд того времени представляли институты, это – очень хороший результат. На волне такого успеха, для нас нашлись деньги и на первенство республики, которое прошло  тем же летом. 

Литературная обработка Евгения КУТАКОВА